Катафалк

Это отрывок из книги Хороводы в аду. Разумеется все совпадения с реальной жизнью случайны. Никогда не пробовал наркотики и не знаю никаких наркоманов.

Возрастное ограничение 18+

Встать с пола было невозможно. Руки скользили по луже пота смешанного с блевотой и кровью, словно по липкой чешуе рыбы. Очень сильно трясло, было холодно. Умирать не страшно. Я уже чувствовал как немеют ноги и из них уходит тепло. Практически ничего не видел – чёрные квадраты плыли друг за другом. Просто карабкался к Милке на её стоны. Она скулила где-то в углу, словно раненная сторожевая. Из её ноги торчал маленький нож для чистки картофеля. У меня опять начали закрываться глаза. Я успел нащупать её ногу.

…всё. Черным-черно…

Мы за рулём своего катафалка
Сгнившими до костей культями крутим баранку
Картинно помашем родным, сунем под дворник астры
Наш катафалк пролетает на красный

Я очнулся от жара из-за натиска её тела. Она прижималась ко мне практически голая. Её нога была перевязана любимой футболкой. Было очень паршиво. Я будто бы провалился в текстуру между её квартирой и адом.

— Смотри Аркадий, мои мама и папа с фотографии на стене хотят посмотреть как ты будешь меня трахать.

Глянул на стену. Боже, её родители наверное младше меня. А ведь в теории она могла быть моей совершеннолетней дочкой.

— Блять, Милка слезь с меня! – Я отпихнул её в сторону

— Я упала. Я звезда! – завопила она — Когда я падаю люди загадывают желания! Какое желание ты загадал бы?
— Думаю, чтобы мы не познакомились. Никогда.

Она захрипела. Она свернулась в комочек и затряслась. Значит скоро и моя очередь. В ногах начались судороги.

…всё. Черным-черно…

Когда ЖЭК отключит отопление, я обхвачу колени твои, чтоб не околели
Господь достанет укулеле, сядет у изголовья
Сыграет колыбельную, зыркая исподлобья

Моё сердце взяло реванш. Оно будто бы попыталось выпрыгнуть с груди перебив дыхание. Несколько секунд мне казалось, что я забыл как дышать. Открыл глаза. Поднялся. Малая уже металась по комнате с широкой улыбкой. Я подошёл к открытому окну вдохнув аромат вязкого зноя с привкусом серы. Скоро вечер — солнце сползало яичным желтком вниз по небу. В некоторых пятиэтажных колумбариях уже горел свет. Закурил. Сколько я не был дома? Как там родители? С работы наверное уволили.

— А почему ты не хочешь быть моим парнем? – спросила она туша сигарету об заплесневевший ужин в тарелке, который был украшен бычками, будто это свечи на праздничном торте.

— Потому, что у таких как мы не должно быть пары. Рано или поздно такие союзы убивают кого-то одного, а возможно и обоих. И вообще? На чём была бы построена наша любовь? На том, что мы оба сами разрушаем свою жизнь и оправдываем это друг перед другом? Если посмотреть на это иначе, я нужен тебе, чтобы было весело страдать. Впрочем, как и ты мне. Мы разные лишь в одном — я алкоголик, который потребляет, а ты наркоманка которая пьёт.

— Хм, надо спросить у Мелании, считается ли шестым грехом, если от передоза умрёт тот, кому ты закинул грязь.
— Кто такая Мелания?
— Эм, забей… Слушай, а это не твоя мама внизу?

Малая спеша захромала к окну. Это была её мать. Мы быстро оделись, схватили открытую литрушку водки и поднялись на этаж выше. Женщина вышла из лифта, открыла дверь и я услышал как она начала плакать. Мила посмотрела на меня и улыбнулась. Она получала удовольствие от такой жизни – гордилась ей. Из кармана она достала резиновую перчатку и закинул две целых. Она дала мне тоже, но я сделал вид, что съел их, а когда она повернулась я выплюнул в ладошку. Я делал вид, что ем их, чтобы ей оставалось меньше.

У неё болела очень болела нога и поэтому мы решили не идти на библу, а остаться во дворе. Где-то далеко раздавался детский смех и гул машин. Пошли к дальней лавочке, чтобы особо не палиться. Я достал бутылку и отхлебнул, сморщился и передал. Моя спутница сделала глоток и занюхала тремя полосками на своём рукаве. Подняла ноги на лавочку и легла мне на колено.

— Ты боишься любить, но без любви ведь никуда. Говорят, что нет ничего сильнее любви.
— Нет, это только дураки так считают. Любовь, это просто зависимость. Порошок сильнее заставляет зависеть, чем любовь. Просто у людей, последнее, эта зависимость с рождения заводская настройка. Иногда, они гасят её сексом, как ломку наркотиками. Ну или чем-то подобным. Не знаю…
— Ты такой романтичный прям, а как же та девочка, которую ты любил. Как её там звали?
— Ну да, я ток до сих пор помню как она отсосала плагу за зипку бурого, хороший пример?

— Мне тут не нравится – сказала Милка – Тут очень много муравьёв, мне кажется, что один из них залез мне прям между ног, ты не мог бы посмотреть?
— Нет, бля не мог, ну сколько можно, сиди уже спокойно? – ответил я ей, взял бутылку, отвернулся и выпил с горла – Если это правда, то этому бедняге явно не повезло. Слушай, а зачем ты воткнула нож в ногу то? Ебнулась?
— Я веселушка, а тут мне друг стало грустно. А моральную боль, может перебить только физическая. Вот смотри, я тебя научу.

Она набрала полный рот пойла и начала тянуться ко мне словно хочет меня поцеловать. Я немного растерялся и не знал, что делать. Тут из её её рта в мои глаза выплеснулась водка. От боли я дёрнулся и заорал. Она жгла сильнее перцовки. Такой вот сучий поцелуй.

— Девочка, что ты делаешь – раздался хриплый голос позади нас.

Это был мужчина, лет пятидесяти. С седой бородой, на которой вокруг рта была желтизна от никотина. Отёкшие глаза. Морщины шрамами разложились по его лицу. Одет он был просто – свитер, брюки, туфли. Единственное, что мне показалось необычным – вместо ремня у него была толстая грязная жёлтая верёвка, обмотанная между вокруг несколько раз. В руках был пакет набитый маленькими букетами цветов.

Мила ответила ему — Учу избавляться от собственных демонов. Хотите я и вас вылечу?

Мужчина улыбнулся. У него была красивая улыбка и белые зубы, что не свойственно обычным бродягам.

— Дай ка мне лучше глотнуть. Мне избавление от них не нужно, от меня давно ушли все демоны. Мне нечем было их кормить.

Она вручила ему бутылку, он отхлебнул и сел рядом на скамейку. Я дал ему сигарету, он закурил и принялся рассказывать нам свою историю.

— Так сложилось, что с месяц меня уволили. Пришёл домой, а моя жена занимается любовью с моим другом. Я бы мог выгнать её на улицу, но решил оставить ей квартиру и ушёл сам. Потому что я её люблю. Очень люблю. Теперь вот живу во дворах, рву в клумбах цветы и продаю. Конечно такая себе затея, но люди скорее от жалости у меня их покупают. Хватает на еду, сигареты и водку. А каждый вечер прихожу к этому дому, посмотреть в окна. Как она там? Всё ли у неё хорошо? Я очень её люблю.

Он стянулся с лавочки на землю и начал плакать, да так сильно, что его борода промокла как мочалка. Я обернулся к Милка. Та кидала таблы в остаток пойла.

— Зачем ты это делаешь?
— Ему так станет лучше, вот увидишь!
— Как знаешь…

Она протянул ему бутылку с тошнотой. Жадными глотками, он начал сосать её, как голодный младенец грудь матери. Его лицо покраснело. Разобравшись с ней, он закашлял. Встал, достал из пакета букет ромашек, которые вручил Миле и молча побрёл дальше.

— Красивый букет, в него можно прятать таблетки от мамы — сказала моя спутница — А, его жаль. Наверное, ты прав, это страшная дерьмовая зависимость.
— Когда ты зависим, ты часто лупишь одну зависимостью другой. Наркотики выбиваешь алкоголем, например. Так и с любовью. Перебиваешь её ломку от страданий грязью. Убиваешь себя за это. Просто не хочу быть зависим ещё от чего-то. Когда-нибудь ты сможешь меня понять.

Я проводил Милу до двери, обнял её попрощавшись и сделал вид, что ушёл, спустившись на пролёт ниже. закурил и облокотился на перила. Голова кружилась. Боялся, что она не ляжет спать, а пойдёт ещё за закладкой. Мы переписывались около часа, спорив о том, кто быстрее из нас умрёт. Часто спорили об этом. Затем я сказал, что я дома, она ответила, что пошла спать. Я посидел ещё час, чтобы наверняка.

В конце концов я решил уйти. У меня было странное чувство, что я видел её в последний раз. Оно возникало всегда, после каждой нашей встречи и очень меня пугало. Я очень сильно её любил. Больше всего на свете.

На первом этаже около входа, толстая грязная желтая верёвка была завязана в петлю и подвязана к трубе. Под ней лежал тот самый бородатый мужик, на разноцветном матраце из вялых и измученных цветов. Я перешагнул через него и побрёл домой. Больше я его никогда не видел.